Золотое барокко

Эту программу можно описать как ключ — или, вернее, целую связку ключей — к пониманию эпохи: каждое из её произведений раскрывает какую-то из смыслообразующих черт барочной музыки.

Луи Маршан — воплощение той самой торжественности и пышности, с которых начинается условный разговор о барокко: строгие выверенные формы, тщательно рассчитанные регистровки «освобождают пространство» для патетических аффектов и контрастных образов. Керкховен, напротив, — абсолют импровизации и свободы, где каждое мельчайшее звено извилистой сольной линии обладает той непохожестью на соседнее, благодаря которой возникает ощущение непосредственно рождающейся мысли.

Иоганн Каспар Керль — свидетель того исторического момента, когда инструмент обрeл собственный аффект, основанный на его виртуозной природе: стремительные фигуры и трели, насыщающие все пласты фактуры, хроматизмы в обострeнной среднетоновой темперации — не что иное, как лексемы нового клавирного языка. В Пассакалии они накладываются на захватывающую драматургию остинатной формы: обращение к вариациям на гармонический квадрат было не столько методом сочинения, но в большей степени свойством мышления, определeнной чертой мировоззрения человека эпохи барокко.

Кристоф Муаро — ключ к пониманию барокко через живописность, изобразительность, когда средствами одного инструмента воссоздаeтся звучание совершенно другого. Своеобразный жанр «карильона», с одной стороны, давал возможность в полной мере развернуть тембровую палитру инструмента, извлекая из него максимум красок (постоянное смешение тонов и обертонов карильона, связанное с природой его звука, возводило его колористику в абсолют), с другой, опять же, обращался к остинатному движению.

Свелинк — пример того эмоционального накала, который способна достичь музыка, относившаяся к «интеллектуальной» сфере: напряжeнная риторика, поражающая слушателя своей психологической достоверностью, рука об руку идeт со сложнейшим полифоническим письмом. К подобной идее примыкает и Пахельбель: Hexachordum Apollinis — своего рода символ высокого мастерства и искусного письма, где непосредственность впечатления уступает место выстроенности и «сделанности», стремлению композитора создать нечто совершенное, достойное остаться в веках; та же взвешенность просматривается и в Чаконе — жанре, более близком к южной, нежели северной, традиции.

Самое парадоксальное место в этой программе оказывается уготовано И. С. Баху. Знаменитая токката и фуга BWV 565 — воплощённая апокрифичность, универсальность в выборе инструмента и фактическая незначимость авторства: по мере осознания того, насколько мало в ней собственно баховского почерка и собственно органного письма, мы приближаемся к пониманию музыкальной практики того времени.

Исполнитель:

Андрей Коломийцев (орган)

В программе:

Луи Маршан (1669–1732)

Большой диалог in C (1696 — III Органная книга)

Абрахам ван ден Керкховен (ок.1618—1701)

Фантазия in c, W. 131

Иоганн Каспар Керль (1627–1693)

Пассакалия in d

Кристоф Муаро (ок. 1690–1772)

Орлеанские колокола

Ян Питерсзон Свелинк (1562–1621)

Pavana lachrimae

Хроматическая фантазия

Иоганн Пахельбель (1653–1706)

Aria prima из сборника Hexachordum Apollinis

Чакона in d

Иоганн Себастьян Бах (1685–1750)

Токката и фуга ре минор, BWV 565

Продолжительность концерта: 1 час без антракта